Безусловно, за прошедшие пятнадцать лет НАТО продемонстрировала значительную способность к адаптации. Североатлантический союз увеличил состав своих членов и, таким образом, значительно расширил зону стабильности в Европе и за ее пределами. Им также признано, что безопасность стала носить глобальный характер, в результате чего этот союз, в качестве главной организации по обеспечению безопасности Запада, должен быть готовым к действиям за пределами Евроатлантического региона, если он хочет сохранить свою востребованность у своих государств-членов и мира в целом. Однако Североатлантическому союзу еще предстоит признать, что содействие обеспечению стабильности является единственной задачей, которую теперь требуется выполнять объединенным вооруженным силам НАТО. Отдельные члены этой организации могут все еще хотеть поддерживать военный потенциал для ведения неядерных войн. Но НАТО уже больше не соответствует задачам отражения этого исходного вызова, да от нее это и не требуется.

От нее больше не требуется ведение войн, потому что ведущее государство-член НАТО, США, обладает более чем достаточными силами для неядерных войн против любой державы на земном шаре и победы в них. По причинам, которые согласно Эндрю Дж. Басевичу («Новый американский милитаризм», «Оксфорд Университи Пресс», 2005 г.) отражают стратегические амбиции последней сверхдержавы, а также ее внутреннюю динамику, Вашингтон создал и поддерживает такой большой военный потенциал, что у союзников нет никакой необходимости делать то же самое. Более того, в своих статьях о военной кампании в Косово 1999 года и афганской войне 2001 года в сборнике «Видение Североатлантического союза» под редакцией Саймона Сефарти (CSIS Press, 2005), Джеймс Доббинс из «Рэнд Коропорейшн» приходит к выводу о том, что: «Обе военные кампании продемонстрировали, что у США имеется более чем достаточный потенциал для неядерных боевых действий и поэтому практически отсутствует потребность быть зависимыми от материальной помощи своих союзников… Исходя из трансатлантической точки зрения, совершенствование европейского неядерного потенциала в значительной степени избыточно, за исключения того, что оно также повышает потенциал Европы в области развертывания и тылового обеспечения крупных группировок войск для операций по стабилизации, проводимых на большом удалении». В войне с Ираком США снова продемонстрировали, что они не нуждаются в союзниках для победы над противником.

При этом НАТО и в политическом плане не соответствует задачам ведения неядерных войн, которые будут, по всей вероятности, происходить за пределами Европы, если они вообще будут происходить. Таким образом, это будет в разной степени влиять на постоянно растущее число членов Североатлантического союза. При таких обстоятельствах будет нелегко формировать консенсус в НАТО. Задача ведения неядерной войны не будет объединять НАТО, она скорее будет демонстрировать отсутствие единства и подрывать авторитет этой организации. Поэтому обычные военные кампании будут, скорее всего, проводиться США самостоятельно или в составе добровольной коалиции, в которую будет входить меньшее число стран, чем общее количество участников Североатлантического союза, а также страны, не входящие в НАТО.

Выполнимая главная задача: стабилизация
Задачи, для выполнения которых необходима НАТО и которые ей по плечу, решаются Североатлантическим союзом со времени развертывания своих войск в Боснии и Герцеговине в 1995 году. К ним, в частности относятся задачи формирования группировок войск для содействия стабилизации «хрупких» частей мира. Эта деятельность началась на Балканах, в настоящее время она расширяется в Афганистане. Предполагается увеличение потребности в ней и в будущем. Знакомство с любым из последних коммюнике НАТО подтверждает, что эта деятельность теперь стала для НАТО повседневной. Силы реагирования НАТО (СР НАТО), которые были первоначально созданы для обеспечения взаимодействия между европейскими и американскими группировками войск в обстановке военного конфликта большой интенсивности, только что завершили выполнение задач оказания гуманитарной помощи в Пакистане. Самым существенным вопросом для будущего НАТО, как постоянно повторяет генеральный секретарь Яап де Хооп Схеффер, является «не свернуть со своего курса» в Афганистане, где обязательства НАТО все еще остаются открытыми.

Вместо того чтобы волноваться о союзниках, предпочитающих развивать потенциал обеспечения стабилизации вместо повышения военного потенциала, НАТО должна больше беспокоиться о тех своих членах, которые пытаются делать и то, и другое одновременно, но недостаточно хорошо.НАТО также лучше всего соответствует задаче стабилизации в политическом и в военном отношении. В политической сфере недавний опыт показал, что ее члены склонны с готовностью соглашаться на проведение операций по стабилизации. В военном отношении, хотя никакие европейские вооруженные силы не могут соперничать с США в военных расходах и потенциале ведения военных действий большой интенсивности, многие из них приобрели опыт операций по стабилизации. Более того, штаб Верховного главного командования ОВС НАТО в Европе в г. Монсе обладает уникальными возможностями проведения необходимой подготовительной работы, как для государств-членов, так и Партнеров, для развертывания группировок войск в операциях по ограничению кризисов и поддержанию мира.

Несмотря на это, в Брюсселе поддерживают миф о том, что первостепенной задачей Североатлантического союза все еще является обеспечение готовности отразить любую прямую военную угрозу территориальной целостности ее государств-членов. В тех же коммюнике НАТО, в которых не говорится ни о чем другом, кроме миротворчества, по-прежнему утверждается, что Североатлантический союз остается основой коллективной обороны. Вместо того чтобы принять очевидные изменения в стратегической обстановке, политикорректное мышление заставляет Североатлантический союз повторять мантру, содержащуюся в его последней стратегической концепции 1999 года: «поддержание адекватного военного потенциал и явной готовности к совместным действиям в совместной обороне по-прежнему занимает центральное место в задачах безопасности Североатлантического союза», а военный потенциал является также «основой способности Североатлантического союза содействовать предотвращению конфликтов и кризисному регулированию». Структура, процедуры, формулировки и культура этой организации по-прежнему выражают идею о том, что она должна противостоять самым большим опасностям военной агрессии. Дефицит военного потенциала все еще в значительной степени определяется по этому стандарту, аналогично структурам управления объединенными вооруженными силами, которые хотя и подверглись значительной адаптации, но по-прежнему соответствуют старой модели, а не новой задаче. Самые последние нововведения, в частности, СР НАТО и Командование по трансформации ОВС НАТО, были созданы специально для ликвидации предполагаемого дефицита НАТО в области сил и средств для ведения высокоинтенсивных боевых действий.

Причины этого разрыва между действительностью и идеологией заключаются, прежде всего, в нежелании видеть новые вызовы. В конце концов, операции по стабилизации в настоящее время широко признаны в качестве главных для НАТО. Тем не менее, признание того, что они должны теперь стать организационным принципом НАТО, затруднено в связи с институциональной инерцией и беспокойством о том, что это еще больше ослабит и без того напряженную структуру Североатлантического союза. Существуют опасения, что разделение труда между военными «стабилизаторами» и «бойцами» подорвет единство Североатлантического союза и приведет к двухъярусной организации, в которой некоторые страны будут заниматься решением только одной задачи, а не обеих. Более того, таким образом, государства-члены НАТО смогут отказываться от своих обязательств по участию в военных действиях высокой интенсивности во имя предположительно менее дорогостоящего участия в решении задач стабилизации. Двухъярусные группировки войск скоро приведут к появлению двухъярусного мышления. Разрыв между европейским и американским уровнями боевой готовности увеличится еще больше.

Такие опасения, однако, необоснованны. На практике, решительное принятие первостепенной задачи стабилизации усилило бы Североатлантический союз и создало бы основу, на которой можно было бы заняться решением текущих проблем с большей перспективой успеха.

Объединение, а не раздел
Сосредоточив свою деятельность на обеспечении стабилизации, НАТО занялась бы решением задачи, соответствующей интересам безопасности всех ее членов на обеих сторонах Атлантики. Потенциальная опасность двухъярусного Североатлантического союза может появиться, если вооруженные силы европейских стран станут самостоятельно участвовать в операциях по стабилизации. Но американский опыт в Ираке не остался незамеченным американскими политическими деятелями и военными планировщиками, которые с запозданием определили стабилизацию как основную военную задачу. Более того, это даже помогло критикам «коалиционных боевых действий» оценить полезность союзников, которые могут обеспечить большое число военнослужащих, необходимых для долговременных действий, которые требуются для решения серьезной задачи стабилизации. Как в настоящее время, так и в будущем, США и неамериканские войска будут все в большей мере участвовать в выполнении этой задачи.

Стабилизацию не следует рассматривать как более дешевый вариант. Более того, такие операции являются, как правило, более дорогостоящими, чем современные стандартно короткие военные кампании. Они требуют хорошо обученных и укомплектованных войск и часто связаны с большим риском для отдельных военнослужащих. В первой войне НАТО (кампании 1999 г. в Косово), среди союзников жертв не было, хотя она затянулась из-за отказа развернуть наземные войска и длилась меньше трех месяцев. С тех пор воинские контингенты НАТО в большом количестве развертывались в Косово и, хотя их численный состав в настоящее время уменьшается, определенное западное военное присутствие в этом крае, вероятно, будет требоваться еще в течение многих лет. Затраты на стабилизацию и восстановление уже значительно превысили стоимость исходной военной операции. Война в Ираке в 2003 г. была завершена в течение нескольких недель. В отличие от этого, послевоенная стабилизация длится уже три года и далеко не окончена. Она оказалась чрезвычайно дорогостоящей как в плане человеческих жизней, так и в плане финансов. Вместо того чтобы волноваться о союзниках, предпочитающих развивать потенциал обеспечения стабилизации вместо повышения военного потенциала, НАТО должна больше беспокоиться о тех своих членах, которые пытаются делать и то, и другое одновременно, но недостаточно хорошо. Лишь небольшое число союзников обладает достаточными средствами для успешного решения задач в обеих областях.

Будет ли специализация НАТО в области стабилизации увеличивать разрыв между европейским и американским потенциалами и двумя образами мышления по вопросам безопасности? Учитывая, что последний трансатлантический раскол был следствием боевых наклонностей доминирующего союзника, представляется, по крайней мере, сомнительным приписывать такое воздействие совместным обязательствам в области стабилизации. Разрыв между европейским и американским потенциалами и менталитетами расширяется сам по себе, и все призывы к ликвидации разрыва в военных потенциалах, принятые на ряде встреч на высшем уровне НАТО, не дали желаемого результата. Войны раскололи Североатлантический союз, потому что они не пользовались поддержкой всех членов и требовали использования военного потенциала лишь немногих его участников. Миротворческие же операции, такие как в Боснии и Герцеговине и Афганистане, объединили Североатлантический союз, потому что они соответствовали общим интересам, а также возможностям сил и средств, которые смогли выделить практически все союзники.

В процессе принятия решений Североатлантического союза возможности отстаивать свои позиции у «стабилизаторов» должны быть не меньше, чем у «бойцов». В конце концов, военнослужащие, которые расчищают завалы, по крайней мере, столь же важны, как и те, которые пинком выбивают дверь. Любому государству-члену, рассчитывающему усилить потенциал стабилизации НАТО после окончания боевых действий, следует посоветовать с самого начала заручиться поддержкой максимального числа участников этой организации. Союзники, войска которых будут играть важнейшую роль после окончания войны, должны рассчитывать на соответствующую степень влияния еще до начала такой войны.

Эффект премии
Страхи относительно угрозы единству Североатлантического союза, если он в качестве первостепенной задачи определит операции по стабилизации и повышение потенциала в этой области, необоснованны, более того, это принесет выгоды. После того, как будет сделан такой выбор, это, вероятно, поможет решить некоторые из проблем, с которыми уже сталкивается и будет сталкиваться в будущем, Североатлантический союз: единство, расширение, отношения с Россией и сотрудничество с Европейским союзом.

Единство в Североатлантическом союзе в эпоху после «холодной войны» было обычно напряженным в связи с традиционными военными акциями. Оно восстанавливалось благодаря общему интересу к стабилизации. Это, пожалуй, неудивительно в текущих стратегических условиях, когда угрозы носят неопределенный характер и, следовательно, решение о том, как лучше их отражать, всегда вызывает споры. Однако создается впечатление, что споров по вопросам необходимости предотвратить сползание важных регионов в хаос бывает значительно меньше.

В результате увеличения состава НАТО произошло успешное расширение зоны стабильности. Однако Североатлантический союз по своей сути не может определять свои внешние границы и расширение должно продолжаться. Но с каждым новым членом НАТО ее стремление быть преимущественно организацией коллективной обороны становится все менее правдоподобным, а обязательство о коллективной обороне, закрепленное в ст. 5 Вашингтонского договора, все более размытым. Акцент на операции по стабилизации в качестве главной функции Североатлантического союза напоминал бы новым государствам-членам о том, что членство предполагает не требование помощи НАТО при возникновении каких-либо трудностей в отношениях со своими соседями, а активный вклад в совместную задачу стабилизации.

Так как расширение состава НАТО рано или поздно, вероятно, распространится на Украину, НАТО должна разработать стратегию того, как сделать такой шаг приемлемым для России. Акцент на главную задачу стабилизации в отличие от коллективной обороны, помог бы НАТО не только представить включение Украины в НАТО, как не представляющее никакой угрозы России, но и открыть возможности практического сотрудничества с Россией в этой области.

Наконец, это помогло бы создать основу более тесного сотрудничества между НАТО и ЕС. В основе нежелания ряда стран ЕС устанавливать структурированные отношения с НАТО лежит подозрение, что это будет препятствовать собственной интеграции Европейского союза в области обороны, и даст НАТО и ее главному члену право вето по вопросам, которые хотят решать европейцы. После того, как НАТО ясно выскажется в пользу стабилизации, такие подозрения, вероятно, будет проще снять.

Вот и все. Это не подразумевает того, что НАТО должна отказаться от своего обязательства коллективной обороны своих членов. Более того, силы, которые эта организация может привлечь к проведению операций по стабилизации, будут, учитывая вероятные вызовы, соответствовать требованиям и этой задачи. Но это действительно подразумевает то, что обновление Североатлантического союза больше невозможно, если выдвигать на первый план его умение вести войны, как традиционные, так и нетрадиционные. Это возможно только посредством показа выдающейся и уникальной роли, которую может играть НАТО в качестве главного поставщика сил для кризисного регулирования и послевоенной стабилизации и использования ее в качестве стандарта планирования строительства вооруженных сил и удовлетворения военных потребностей. После окончания «холодной войны» НАТО проявила удивительную готовность к адаптации к новым реалиям. Превращение задачи стабилизации в ее главное предназначение - это следующий необходимый шаг.
Кристоф Бертрам - заведующий кафедрой германских исследований им. Стивена Маллера в Болонском центре факультета передовых международных исследований Университета Джона Хопкинса. До этого, в период с 1998 г. по 2005 г., он возглавлял Фонд естественных наук и политики в Берлине, а также с 1974 г. по 1982 г. – лондонский Международный институт стратегических исследований.